Это было пасмурное утро 11 апреля 1961 года… Утро,когда в пуленепробиваемую кабину зала «Бейт Хаам» в Иерусалиме, зашел мрачный, худощавый человек в костюме и темных очках. В зале раздался шорох. Мужчина сел. В уголке его губ можно было заметить слабое подергивание. Телевизионные камеры сфокусировались на его руках: аккуратных и изящных. А ведь этими руками (ровно 75 лет назад) был подписан самый позорный в истории человечества документ и подписал его никто иной как Адольф Эйхман. На этой неделе (27 лет назад) скончался главный государственный обвинитель процесса над Эйхманом — Гидон Хаузнер. Именно он произнесет на процессе историческую речь, вошедшую в историю еврейского народа.
Первая неделя судебного процесса была посвящена техническим вопросам, таким как: правомерность процедуры задержания и ареста Эйхмана, имеет ли государство Израиль право на проведение подобного процесса и т. д. Из каждого дома из радиоприемников доносился голос Хаузнера. Он говорил с особым специфическим акцентом, который очень быстро стал узнаваемым. Хаузнер выступал на процессе в качестве генерального прокурора и главного обвинителя. Тысячи людей собрались вокруг телевизионных экранов, установленных в районе Ратиссонского монастыря в Иерусалиме, чтобы следить за ходом судебного процесса. Среди слушателей были два обычных школьника (Тамар и Амос), которые сбегали с уроков, чтобы посмотреть на выступления своего отца Гидона Хаузнера в суде, который на глазах миллионов становился частью мировой истории.
В течении первой недели Хаузнер напряженно работал над своей вступительной речью. Первый черновой вариант он выслал тогдашнему премьер- министру Давиду Бен-Гуриону, который внес свои поправки и примечания. После того как Хаузнер тщательно изучил все замечания, он все же оставил за собой право на финальную формулировку речи.
В ночь перед выступлением в суде, Тамар и Амос, подслушивали под дверью родительской спальни. Их отец все еще работал над завершением речи. Время от времени он будил свою жену Юдит, с тем чтобы узнать ее мнение по тому или иному вопросу. Затем он возвращался к своим бумагам, что-то снова и снова корректируя в них. Это были воспоминания дочери Хаузнера, адвоката Тами Реви, о той ночи, которыми она поделилась спустя в годы в одном из интервью. Затем, в час ночи, Юдит наконец-то услышала окончательный вариант вступительного слова своего мужа: «Когда я стою здесь перед вами в суде, я стою здесь ни один. Вместе со мной здесь находятся 6 миллионов обвинителей, но они не могут встать на ноги и указать на человека, сидящего в кабине на скамье подсудимых и плачущего, со словами: «Виновен!». Их прах развеян над холмами «Освенцима» и над полями «Треблинки», их останки разбросаны по всей Европе. Их слезы были выплаканы, но их голоса так и не были услышаны. Но я здесь и, следовательно, я буду говорить за них всех, и в память о них будет принят обвинительный акт». Юдит дала свое добро на последний вариант речи. Амос и Тамар заскочили обратно в свои кровати. В доме наступила тишина…
В предисловии к новому изданию книги Хаузнера «Правосудие в Иерусалиме» Шимон Перес напишет: «Сердце всей нации дрогнуло после исторической речи Хаузнера. Речи, которую он произнес на «суде века» и которая, несомненно, заслужила право войти в историю». В тот момент каждый еврей стал ощущать себя частью этого процесса. Хаузнер выступал не просто от лица пострадавших евреев, он также выступал от лица любого члена общества, которому не чужды мораль и сострадание.
Его пронзительная речь – это нечто иное, как голос правосудия, моральный облик Бога в человеческом лице, выступающего против человека в очках, олицетворяющего собой дьявольские деяния нацистов – худшие во всей истории человечества».
Хаузнер в течении двух дней выступал со своей речью. Все это можно было слушать в прямом эфире из здания суда по радио. Мощная речь Хаузнера коснулась каждого, кто прошел через весь ужас, голод и лишения Холокоста. Его речь явилась своеобразным напутствием молодому поколению, яркой иллюстрацией к зверствам нацистов. На следующий день, несмотря на всю горечь и боль, весь народ Израиля вышел на празднование 13-й годовщины со дня основания еврейского государства.
